По рукоять в опасности - Страница 43

Ночь я провел в спальном мешке на полу. Мне снились цветные сны. А в среду, едва лишь рассвело, я приступил к отделке портрета, переходя от светлых мест к более темным. Лицо оживало, теплело, наполнялось трепетом чувств. Для меня это было важнее, чем персиковый румянец, который мог бы сделать это лицо чрезмерно красивым. Когда день подходил уже к концу, с холста на меня смотрела женщина, которая могла бы блистать в мире науки и предаваться плотской страсти в постели с сильным мужчиной... По крайней мере, мне так казалось.

Примерно в то время, когда Джед обычно бывал в офисе, подводя итоги текущим делам и планируя их на следующий день, я позвонил ему.

– Как ты там? Все в порядке? – спросил он.

– Есть какие-нибудь новости об Эндрю и кубке?

– Бедняга клянется, что не брал никакого кубка. Сам говорит, что мальчику можно верить. Но кубок, кажется, все-таки исчез, черт бы его побрал.

– Ты не один в офисе? – спросил я.

– Ты угадал.

– Ладно, слушай. Я собираюсь сегодня ночью вернуться в Лондон из Далвинни. Ты не мог бы встретить меня на вокзале и если да, то когда? И прихвати с собой старую простыню.

– Что?

– Старую простыню, – повторил я. – Люди, с которыми я встречусь в Лондоне, узнают, естественно, что в хижине меня нет, и сделают должные выводы. Новый замок великолепен, но всегда найдется хороший молоток на него. Один удар таким молотком – и вы в моей хижине.

– Ал!

– Я тут написал один портрет, и мне совсем не хочется, чтобы его украли или уничтожили. Так что, если можешь, захвати с собой простыню, чтобы завернуть в нее этот портрет. И прошу тебя, сохрани его в целости и сохранности, ладно?

– Да, разумеется, – сказал Джед в некотором недоумении. – А больше тебе ничего не нужно?

– А больше там никто ничего не найдет. Только этот портрет я хочу сохранить во что бы то ни стало.

После небольшой паузы Джед спросил:

– В девять тридцать тебя устроит?

– Вполне. Можешь приехать на вокзал вместе с Флорой? Она тогда поведет обратно твою машину, а ты – «Лендровер».

– Хорошо. Ты надолго в Лондон?

– Пока не знаю...

Как всегда надежный и пунктуальный, Джед приехал на станцию в назначенное время и вместе с Флорой. Он привез с собой простыню, а увез в «Лендровере» аккуратно завернутый портрет и все мое новое оснащение, краски и зимнюю одежду (в большой сумке из охотничьей комнаты Роберта), а также мою волынку, только что выкупленную у старого вымогателя Дональда Камерона, забравшего ее из Инвернесса.

Джед поклялся могилой матери, что сохранит мои пожитки в полном порядке (я едва не прослезился, потому что мать Джеда была жива и здорова), а Флора расхохоталась и чмокнула меня в щеку. С минимальным багажом я снова покатил в Лондон и утром уже обнимал мать на пороге ее дома.

В этом доме царила та же атмосфера клаустрофобии, что и на прошлой неделе. Горничная Лоис то и дело с ослиным упрямством пылесосила. Она и Вильфред, фельдшер при Айвэне, встречаясь друг с другом, надменно вскидывали головы. Кухарка Эдна досадовала, что остыл мой завтрак. Мать мирилась со всем этим, вместо того чтобы взять да рассчитать и выставить за порог докучливую гоп-компанию.

Прошло уже три недели, как у Айвэна случился сердечный приступ, но он все еще не мог собраться с силами и казался вялым и опустившимся. Время как будто приостановило свой бег после моего отъезда отсюда. Айвэн по-прежнему носил халат и домашние шлепанцы. Он приветствовал меня тусклой улыбкой и тут же с явным облегчением предложил мне самому распоряжаться всеми делами.

– Эта женщина хотела, чтобы ты позвонил ей, – сказал Айвэн, указывая на коробку с салфетками.

Повернув коробку к себе дном, я увидел номер телефона Маргарет Морден, записанный рядом со словом «ТОТЧАС».

Я «тотчас» ей и позвонил.

– Сэр Айвэн сказал, что вы должны приехать в Лондон, – сказала мне Маргарет.

– Я уже в Лондоне.

– Очень хорошо, – обрадовалась Маргарет. – Можете подскочить ко мне в офис?

– Как прошла вчерашняя встреча?

– Нормально. Мне необходимо согласие сэра Айвэна. Если он не может приехать сюда, может быть, вы заберете и отвезете ему на подпись документы?

– Отличная мысль, – с энтузиазмом сказал я, передавая Айвэну просьбу Маргарет, но Айвэн сделал рукой жест, означавший «нет-нет», и сказал в трубку, которую я поднес к нему:– Александр сам подпишет все, что надо. Советуйтесь с ним, как советовались бы со мной. Он прекрасно во всем разбирается... – Айвэн отмахнулся от телефонной трубки, и я поднес ее к своему уху.

– Но ваша дочь... – сказала Маргарет Морден.

– Вы говорите со мной, Александром, – сказал я. – Так что же Пэтси?

– Она и менеджер пивоваренного завода Десмонд Финч чуть не погубили вчерашние переговоры и самую встречу кредиторов. И с нею был ее муж. Он представляет угрозу всему нашему делу. Не хотела бы говорить такого, но если завод выживет, то лишь вопреки стараниям миссис Бенчмарк. Я не понимаю ее. Завод будет рано или поздно принадлежать ей, и она должна бы больше всех стремиться к тому, чтобы его спасти.

– Мне лично она желает смерти.

– Вы так не думаете, – запротестовала Маргарет Морден.

– Хорошо, согласен с вами, может, и не желает. Но она не хочет, чтобы я участвовал в спасении завода.

– Тут вы правы. Когда вы сумеете быть у меня?

– Часа через полтора.

– Отлично. Я успею подготовиться.

Более получаса я провел с Айвэном. Он сказал мне, чтобы я не беспокоил его мелочами (а к таковым относилось, выживет ли пивоваренный завод) и подумал о самом главном в его жизни, а именно: о лучшей из его скаковых лошадей и Золотом кубке.