Я задержал взгляд на Сэртисе, стоявшем возле кресла, в котором сидел Айвэн. Сэртис всегда искал, подумал я, такой защиты и никогда не отважился бы открыто заявить: «Вот я перед вами и я не боюсь вашего суда». Пэтси вышла замуж за человека, который боялся ее, и это было плохо для них обоих.
Кого я не мог понять, так это Десмонда Финча Тощий, агрессивный, он злобно смотрел на меня. При каждом резком движении его головы сверкали стекла очков в серебряной оправе, а по горлу у Десмонда Финча прыгал кадык. У меня не было оснований сомневаться в той оценке Финча, которую я услышал от Тобиаса Толлрайта. Тобиас назвал Финча полезным и энергичным человеком, но тот же Тобиас говорил мне, что Финч способен действовать только в заданном ему направлении. Было очевидно, что Финч пляшет под дудку Пэтси. Как, впрочем, то, что он не видит общей объективной картины тех затруднений, которые испытывает пивоваренный завод.
Ограниченный человек, подумал я. Физическая близорукость сочетается в нем с умственной. Подпевала в общем хоре. Такой никогда не отважится напасть первым.
А Оливер Грантчестер? Он никогда не нравился мне, а я – ему.
Громоздкий, неуклюжий, лысеющий, он стоял с мрачным видом. С давних пор нанятый Айвэном в качестве адвоката, Грантчестер настолько подпал под влияние Пэтси, что ко мне всегда относился подозрительно, недоверчиво и придирчиво.
Айвэн вяло спросил меня:
– Мог ли ты сделать для завода больше, чем сделал, Александр?
– Завод у меня уже в печенках, – сказал я. – Айвэн, пусть Пэтси делает с кредиторами, что хочет. Она как пить дать погубит все дело и лишится своего наследства. Мне-то что? Завод ваш. Он спасен. Отдельные проблемы в основном решены, но вы можете в один миг все поставить с ног на голову
– Я художник и хочу вернуться к своим занятиям. И как говорится, всем горячий привет и не поминайте лихом.
– Александр... – жалобно произнес Айвэн.
– Ради вас, – сказал я Айвэну, – я уже рисковал и рискну снова, я сколько мог старался ради сохранения вашего доброго имени. Из-за той чаши, которую вы передали мне, – тут я взглянул на Пэт-си и Сэртиса, ставших в этот миг похожими на изваяния, – я подвергся нападению и физическому насилию. С меня довольно. Я на все готов ради матери, но большего сделать уже не могу. Поступайте, как знаете, Айвэн, но на меня впредь не рассчитывайте.
– Ах, нет, прошу тебя, Александр, – еле слышно сказала моя мать.
На Айвэна было жалко смотреть. Он, казалось, напряжен до изнурения.
Грантчестер важным тоном произнес:
– Айвэн сказал, что дал вам на хранение приписку к своему завещанию. Теперь он считает, что это была ошибка с его стороны, поэтому прошу вас вернуть указанный документ.
Настала выжидательная тишина, кончившаяся тем, что я сказал:
– Айвэн?
Взгляд Айвэна был обращен куда-то вбок. Я понял, как трудно ему взглянуть мне в лицо. Его вера в меня означала предательство в отношении собственной дочери. Я не имел морального права толкать его на такое вероломство, даже если бы мог.
– Я отдам вам этот документ, – сказал я, снимая тяжкий груз с души Айвэна. – Он в моей комнате.
Я пошел к себе, забрал запечатанный конверт и, вернувшись, вручил его Айвэну. – Я возьму конверт, – внушительно заявил Грантчестер, но Айвэн положил конверт к себе на колени и скрестил на нем кисти рук.
– Нет, Оливер, – сказал он, – я оставлю его у себя.
– Но...
– Тогда я в любой момент смогу уничтожить этот документ, если переменю свое решение.
Без всякой задней мысли я улыбнулся и сказал Айвэну, что иду к себе и, если понадоблюсь, то буду там еще час или два.
– Не понадобитесь, – злобно прошипел Сэр-тис. – Ни Айвэну, ни кому бы то ни было из нас.
Мне оставалось лишь пожать плечами. Уходя, я перехватил умоляющий взгляд матери и отрицательно покачал головой. В своей комнате я подошел к окну и, глядя в него, ждал сам не знаю чего.
В кабинете у Айвэна продолжали шуметь, потом гул накаленных гневом голосов прокатился по лестнице и, наконец, исчез где-то у самого выхода из дома. Когда все стихло, я вышел из своей комнаты на лестницу, на нижней площадке которой увидел Айвэна. Жестом руки он пригласил меня в свой кабинет, и я последовал туда за ним и сел на свое всегдашнее место.
Моя мать, показавшаяся мне такой же измученной и больной, как и ее муж, встала возле Айвэна и прикоснулась к нему, словно стремясь придать ему сил.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что с тебя довольно? – спросил Айвэн.
Я ответил вопросом на вопрос:
– Вы отменили мои полномочия доверенного лица?
– Я... я... не знаю, что мне делать.
– Нет, не отменил, – сказала мне мать. – Айвэн, скажи Александру сам, все скажи, упроси его продолжать действовать от твоего имени. Не оставляй.
Последние слова матери относились ко мне. Только что я клялся, что на все готов ради матери и сделаю для нее все, чего она захочет. А она хочет такой малости: чтоб я остался и сносил пустячные обиды и оскорбления. Мне показалось, что я весь сморщился внутри от несогласия с матерью.
– Как понимать, что ты будто бы подвергся нападению и физическому насилию? – спросил Айвэн. – Что ты имел в виду?
– Синяк вокруг глаза на прошлой неделе...
Айвэн нахмурился:
– Кейт Роббистон говорил, что твое самочувствие оставляет желать лучшего.
Пришлось рассказать Айвэну о «навестивших» меня грабителях.
– Но мне не хотелось волновать вас, вы были нездоровы... Вот я и не сказал вам тогда ничего.
– О Боже, – простонал Айвэн, – сколько неприятностей из-за меня!
– Ничего непоправимого не случилось, – утешил я Айвэна.