Он так и не довел эту мысль до конца. Ни Айвэн, ни моя мать не сказали ему, что вместе с бедолагой Кворном исчезли деньги пивоваренного завода. Промолчал и я. Говорить об этом или нет – решать было Айвэну.
На обратном пути в Лондон мы из-за присутствия Вильфреда молчали, но вечером не могли говорить ни о чем другом, кроме как о смерти Нормана Кворна.
Айвэн был склонен радоваться тому, что его финансовый директор в конечном счете не сбежал с деньгами завода.
– Мы были не правы, осуждая его, – горестно сказал Айвэн. – Мой бедный старый друг...
– Ваш бедный старый друг, – возразил я Айвэну, жалея, что разрушаю его иллюзии, – вне всякого сомнения, осуществил мошеннический трансферт денег завода. Я своими глазами видел копии, кажется, шести документов об изъятии огромных сумм. Кворн проделал эти операции перед самым своим исчезновением. Боюсь, что таким путем он переправил все деньги в место назначения, до сих пор остающееся неизвестным.
– Но ведь он не сбежал!
– Нет. Он умер. Только умер он не на помойке. Кто-то притащил его туда. Но где бы ни настигла Кворна смерть, этот кто-то никому не сообщил о ней. Он лишь перенес тело Кворна на свалку.
Айвэн не знал, чему верить и что думать, и, как обычно, бросался из одной крайности в другую, но главным его желанием было, как и прежде, не предать гласности убытки пивоваренного завода. Умерли Норман Кворн или жив и прохлаждается где-то вэкзотических краях – какая разница? Хищениеслучилось, и необходимо любой ценой утаивать этот факт.
– Но разве вам все равно, кто это сделал, кто перенес тело Кворна на свалку? – спросил я Айвэна. – И где умер Кворн, вы тоже не хотите узнать?
– Какое это имеет значение? Известно ли тебе что Норман был гомосексуалистом? – Айвэн заметил мое удивление. – Хотя откуда же? Он всегда был очень скрытен... Но, предположим, он умер там, где кому-то мешал... Ты понимаешь, что я имею в виду?
Я понял.
– И ни заводу, ни Норману не принесет пользы выяснение его сексуальной ориентации или раскрытие совершенного Норманом хищения, – поддержала Айвэна моя мать.
Поразительно, подумал я, мой чопорный отчим столь терпим к гомосексуализму. Но моя мать, которая в конечном счете лучше знала Айвэна, чем я, совершенно не удивлялась. «У Айвэна целая куча друзей подобного рода, – сказала она мне немного позднее и добавила: – Очень милые люди, отличная компания».
– Если бы мы сообщили полиции, что Норман украл деньги и был гомосексуалистом, способствовало бы это соглашению с кредиторами? – спросил меня Айвэн.
– Не знаю. Кредиторам известно, что он украл деньги. Это не помешало им подписать соглашения.
– Ну так чего же еще?
– Но они убеждены, что он скрылся за пределами Англии. Они думают, что он жив и что деньги при нем... А это не так.
– Вот как? Так где же деньги?
Последовало долгое молчание.
В десять вечера Айвэн сказал, что нам необходимо посоветоваться еще с одним человеком.
– Да, – согласился я. – Но с кем?
– Может быть... с Оливером?
– Оливер спросит вас, что думаю обо всем этом и непременно выскажет мнение, противоположное моему, – возразил я Айвэну, хотя и не очень настойчиво.
– Но он сведущ в законах!
Я всегда заботился о том, чтобы не уронить Пэтси в глазах ее отца. Оливер был человеком Пэтси, как и Десмонд Финч.
– Как относилась Пэтси к Норману Кворну? – спросил я.
– Он не нравился ей. Вечно чем-то огорчен, вечно какой-то унылый, так она считала. Почему ты спросил меня об этом?
– Что, по ее мнению, должны сейчас делать вы? Айвэн не знал, что ответить.
В полночь он решил – как истинный член своего законопослушного Жокейского Клуба, – что мне надлежит выяснить у Маргарет Морден, не изменится ли позиция кредиторов в связи со смертью Нормана Кворна, и что я, а не он, Айвэн, должен сообщить старшему полицейскому инспектору Рейнольдсу, что опознанный Норман Кворн был, вероятно, растратчиком, намеревавшимся сбежать от ответственности за пределы страны.
– Вероятно? – унылым эхом откликнулся я.
– Точно мы этого не знаем.
Я подумал, что к утру Айвэн, может статься, еще Менит свое мнение, но оказалось, что моя крот-мать укрепила его в принятом решении, согласившись с ним. И в девять утра Айвэн, снова облаченный в домашний халат и шлепанцы, велел позвонить в Лестершир.
Возникла маленькая заминка. Номер телефона тамошней полиции был записан на донышке коробки из-под салфеток, которая осталась в машине. Пришлось мне тащиться в гараж, чтобы вернуть коробку оттуда. Но вот, наконец, я дозвонился до необходимого уха.
– Можете рассказать мне обо всем по телефону, – сказал Рейнольде, когда я высказал просьбу принять меня лично.
– Лучше, если это будет не телефонный разговор.
– Я освобожусь в полдень.
– Я приеду к вам. Куда?
– Помните, как проехать к моргу? Приезжайте туда. Мне это по дороге домой.
Я чудом – в последний момент – удержался от замечания, что морг у каждого по дороге домой. И еще я изловчился застать Маргарет в ее офисе, когда она уже собралась уходить.
– Сегодня суббота, – недовольно сказала она.
– Знаю.
– В таком случае надо, чтобы у вас ко мне было очень важное дело.
– Найден труп финансового директора завода «Кинг Альфред».
– Согласна, что эта новость достойна субботы, – медленно проговорила Маргарет. – Отчего он умер?
– От инсульта или инфаркта, как предполагает патологоанатом.
– Когда это случилось?
– Приблизительно тогда же, когда он исчез. Немного подумав, Маргарет сказала: – Позвоните мне в офис в понедельник. И расскажите об этом Тобиасу. Если вас больше всего беспокоит статус соглашения с кредиторами, то мое впечатление, что они своего мнения не изменят.